...вел себя так, как может себе позволить только своенравный тиран юного возрасту в роскошном зимнем саду на царственных задворках собственного дворца.

Дворец у деда действительно был. Эдакий небольшой двухзальный дворЕчик на седьмом этаже стандартной панельной башни из слоновой кости.
В выходные, праздники и каникулы инфант и инфанта сбрасывали тяжкий груз меня на плечи короля, отца инфанта, и беззаботно уезжали на раздолбанной карете-шестерке в свой неведомый тусовочный рай принцев королевских домов.

А мы чинно шествовали на кухню пить чай из китайских чашек тонююююсенького фарфора, заедая конфетами, чьи фантики через массивные стенки хрустальной вазы выглядели особенно завлекающе.

Телевизора в королевстве не было, зато были громко тикающие напольные часы с боем и патефон с морем в огромной медной трубе. По ночам из патефонного устья выплывали русалки и дельфины, накатывали волны и по стенам растекались светящиеся медузы. Ближе к утру русалки прятались в часах, дельфины притворялись диванными подушками, а медузы медленно гасли в солнечном свете. Теперь я почти уверен, что венценосный старец знал и про тех, и про других, и про третьих. Как знал и про волшебного ежа в пузатом платяном шкапу с инкрустациями. Иначе откуда бы появлялось изо дня в день маленькое зеркальце, отражающее заоконное небо, на полу перед дверцей шкафа?

Еж был. Еж был бесподобен. Еж был неотъемлемой частью этого царства-государства. Как китайские чашки. Как патефон и часы. По малости лет я без смущенья вставал на четвереньки и доверчиво протягивал ладонь комочку солнечных лучей. Да, вместо иголок у него были солнечные тычинки. А ел он, лакая небесную манну в зеркале...

Тепло переливаясь и искрясь у меня в руках, ежик выфыркивал мне Сказки Всего Еже-вичного Мира. Стоило только повнимательнее вглядеться в миниатюрную радугу, как я проваливался в Еже-вику, как Алиса в Зазеркалье.

В Еже-вике жужжали, дребезжали, звенели и позвякивали, и ноги сами срывались с места – я мчался вперед и смеялся от непонятного, закипающего во мне счастья. Еще там щелкали, свистели, щебетали и шкрипели, – кажется, у меня вырастали крылья! В Еже-вичной Стране пели, мурчали, урчали и ворчали, когда шел дождь из темно-лиловых ягод. Там шкворчало, посапывало и пузырилось желтое сладкое солнце.

Мы с Ежом бродили по тропкам, тропинкам и дорожкам Мира, я пропитывался запахами Еже-вики и ее теплом. Когда мы возвращались в панельное королевство, я втайне осознавал себя баночкой абрикосового варенья – лето на потом!

После мы снова пили чай на царской кухне, заводили патефон в тронном зале и решали, сидя в королевской библиотеке, воплощает ли раковина улитки спираль мирозданья или же просто была создана прототипом к макаронам-ушкам.

Где-то далеко шумел шум и светил свет принцу и принцессе суетливого Здесь-и-Сейчас.

К ночи из умолкшего патефона опять плыло море, а утром на стене мерцали контуры гаснущих медуз... И приходил Еж.